Посвящаю книгу моему первому учителю психологии — Фридриху Теодору Шольце, в 1946—1949 гг. доценту педагогического училища в Лауба-Оберлаузитце.

ИЗ ПРЕДИСЛОВИЙ К ПЕРВОМУ И ВТОРОМУ НЕМЕЦКИМ ИЗДАНИЯМ

Давняя традиция требует, чтобы автор книги писал предисловие, в котором информировал бы читателя о своих замыслах и намерениях.

В данном случае сама книга является предисловием, которое разрослось и начало в определенном смысле самостоятельное существование. Первоначально был запланирован и находился в работе обширный текст, посвященный «психологии когнитивных процессов», то есть процессов, которые мы на основе самонаблюдения и наблюдений за другими людьми обобщенно называем «мышлением», или «интеллектом». При психологическом обсуждении таких процессов нельзя обойти вопросы «как» и «для чего» они возникли. Размышления над этими вопросами и некоторые предварительные результаты этих размышлений нашли отражение в предлагаемой вниманию читателя книге.

Попытка сказать что-нибудь определенное об истоках человеческого мышления довольно скоро приводит к фундаментальным проблемам, анализ которых нельзя отделить от того или иного философского подхода к их рассмотрению. Известны глобальные темы, к которым постоянно обращается научная мысль, такие, как возникновение Вселенной, Земли и жизни. Определенная специфика, связанная со столь фундаментальными проблемами, присуща и нашей теме. Ведь речь идет об анализе предпосылок возникновения человеческого мышления, причем этот анализ должен быть проведен с помощью самого мышления.

Конечно, попытка сказать о происхождении мышления нечто обоснованное сопряжена с известным риском, так как необходимо затронуть такие области знания и темы, которые находятся в компетенции весьма различных наук. И возникает непростой вопрос: кто должен приступить к попытке теоретического синтеза? Но столь значительный риск таит в себе и прелесть приключения — приключения, которое можно испытать, пребывая на ничейной земле, простирающейся между традиционными областями исследований разных научных дисциплин. Вполне сознавая, что можно быть одновременно «атакованным» с различных сторон и что занятая территория может быть «оспорена», мы хотели бы заметить, что имеющиеся в настоящее время психологические данные далеко не исчерпываются материалом этой книги.

Истоки познавательных способностей и тем самым интеллекта человека лежат в эволюционной истории видов. Соответствующие вопросы относятся к компетенции биологов. Хорошо известна

попытка прояснения биологических аспектов нашей проблемы, осуществленная недавно на самом высоком профессиональном уровне. Речь идет о книге К. Лоренца «Обратная сторона зеркала», которой он дал подзаголовок «Естественная история человеческого познания». И все же как бы значительны ни были в отдельных пунктах изложенные там положения, мы не думаем, что человеческое познание может быть понято только как продукт естественной истории. В самом сжатом виде этот тезис можно обосновать с помощью двух следующих примеров.

Сравнительные исследования поведения свидетельствуют о том, что люди могут приветствовать друг друга глазами, причем эта форма приветствия не претерпела сколько-нибудь существенных изменений от простейших первобытных народов до современного человека. По мнению К. Лоренца, этот пример является доказательством того, что биологические факторы определяют некоторую область нашего повседневного поведения. Однако точно так же можно показать, что имеются формы поведения по меньшей мере такой же значимости, которым нельзя дать подобную характеристику. Так, исходя из биологических предпосылок, нельзя понять, на основе каких форм поведения животных возникли числовые системы. Заметим, что речь идет не о числах, а о числовых системах. Эти две вещи столь же отличны друг от друга, как трель зяблика от нотной

записи музыкальной мелодии.

Рассмотрим с этих позиций второй пример. При сравнительных исследованиях поведения поражает разнообразие способов коммуникации животных. Безусловно, налицо нечто подобное языку, по крайней мере в некоторых отношениях. Однако, возникает вопрос, почему люди пришли к созданию письменности, то есть знаковой системы для звуков, а не для представлений или понятий? Письмо является формой коммуникации, действующей через такие пространственные и временные промежутки, которые с этологической точки зрения должны были бы быть совершенно неэффективными. Письменность предназначена для общения партнеров, которые подчас находятся на огромном расстоянии друг от друга и, возможно, так никогда и не встретятся. Поэтому, рассматривая происхождение этого процесса, естественно предположить, что в основе его лежит в определенном смысле небиологическая потребность. Но тогда сама эта потребность может быть обусловлена только социальной организацией совместной жизни.

Таким образом, пытаясь ответить на вопрос о происхождении интеллекта современных людей, мы убеждаемся в необходимости выделить два его аспекта.

Во-первых, должны быть определены импульсы и побуждения, действие которых в видовом развитии живых существ привело к достижению тех исходных рубежей, с которых началось становление мышления специфически человеческого типа.

Во-вторых, возникает вопрос о факторах, обусловивших такое ускорение развития познавательных способностей человека, что уже с чисто временной точки зрения оно не может быть сведено к механизмам эволюции посредством естественного отбора. Ибо мозг людей, которые роют или бьют каменным рубилом, не отличается по своему строению и объему от мозга людей, которые будут впоследствии проектировать соборы и самолеты, осмысливать математические доказательства, вычислять орбиты планет и создавать тем самым сферу духовной и материальной культуры. Поэтому необходимо найти побуждающие внешние условия и их изменения, которые, став потребностями, включались в механизмы общественной, то есть организованной на основе разделения труда, совместной жизни. В данной области также существуют попытки всеобъемлющего объяснения с позиций культурной антропологии или исторической социологии. При этом, однако, упускается из виду, что общественные условия сами по себе вообще ни на что не воздействуют, если они не включены в систему потребностей действующего индивида. Переход от биологической истории к общественной не отменяет основные биологические механизмы организации поведения. Но он изменяет тот комплекс ситуаций и событий, который обусловливает мотивацию деятельности людей. Социально направленные мотивы при этом могут брать верх над первичными биологическими потребностями. Достаточно вспомнить голодовки протеста или другие формы самопожертвования ради идеалов.

Итак, постепенно выявляется основная ориентация будущего изложения: следует найти мотивирующие, порождающие потребности силы, которые определили развитие, совершенствование и расширение мыслительных и познавательных способностей человека. При этом необходимо выяснить, как сочетаются в процессах человеческого восприятия, познания, принятия решений и действия биологические и социальные влияния. Фридрих Энгельс особенно убедительно показал, что здесь имеет место диалектическое взаимодействие. Даже сегодня, несмотря на накопленный за столетие опыт обширных эмпирических исследований, в его работе «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека» поражает адекватность и плодотворность общего методологического подхода. Это обстоятельство является одним из оснований, в силу которых мы исходим в нашем изложении из положений диалектического и исторического материализма.

О чем же главным образом говорится в данной книге? В чем состоит основная идея ответа на вопрос об условиях возникновения мышления и специфических форм человеческого интеллекта? Далее будет показано, что этот процесс в своем развитии проходит три фазы.

Первая фаза, будучи чисто биологической, относится к эволюционной истории видов. Она определяется совершенствованием и возрастающей ролью в поведении живых существ процессов научения и их результатов. Научение создает индивидуальную память. Оно организует опыт, который, фиксируя апробированные способы поведения, лает известные преимущества даже в ситуациях нового типа. Научение повышает надежность принятых решений в первоначально неопределенных, конфликтных ситуациях. Чем сложнее и изменчивее окружающий мир, тем важнее способность к научению и ее совершенствование для успешных действий в сходных ситуациях.

Содержание памяти, накопленное в ходе научения, становится основой для развития мыслительных процессов. Начало этой фазы относится к переходному периоду от животного к человеку.

Научение, как мы отметили, образует индивидуальную память. Мышление основывается на использовании сохраненного в памяти знания. Уже простые процессы поиска среди содержаний памяти являются формой мышления. Такой поиск актуализирует прошлый опыт, делает возможным сравнение его компонентов и выявление новых взаимосвязей. Функция этих процессов проявляется прежде всего при принятии решений в условиях неопределенности. Решения оказываются тем лучше, чем более точные и правильные предсказания будущего развития событий могут быть построены на основании уже имеющегося опыта. Это и является главным мотивом экстраполяции будущего при помощи мыслительных процессов.

Итак, научение основывается на данных восприятия, а мышление — на содержаниях памяти. Но поскольку память питается восприятиями, она остается связанной с миром восприятий. Тот факт, что мыслительные процессы могут отрываться от реальности, является итогом третьей фазы развития человеческого интеллекта. Она относится к общественной истории и определяется функцией языка в мышлении и для мышления. Мы имеем дело здесь с когнитивной функцией языка, отличающейся от его коммуникативной функции, которая служит взаимопониманию. Когнитивную функцию можно определить очень просто: с помощью языка можно обозначать словами (или знаками) не только вещи воспринимаемого мира, фиксируя их в памяти, но и результаты мышления, которые связываются при помощи названий в единое целое. Этот зафиксированный в языке мир результатов мышления образует — как итог познавательных процессов — внутреннюю реальность, по отношению к которой операции мышления могут быть применены точно так же, как и к продуктам восприятия внешнего мира. Самым существенным результатом мышления в языковых категориях является образование и фиксация в памяти различного уровня абстракций. Подобно ступенькам лестницы, обозначения способствуют введению все более абстрактных понятий. По мере того как достигаются все более высокие (более абстрактные) уровни, человеческое познание охватывает все более обширные области реальности.

С этой точки зрения можно рассмотреть и самую нижнюю ступеньку «лестницы», то есть наиболее элементарные формы мышления. Такой анализ ведет к познанию правил мышления, к изучению процессов, которые определяют переход от одной ступени к следующей. Здесь находятся основания для разработки числовых систем, для познания законов природы, общества и, наконец, самого человеческого мышления. Великие умы философии и науки постоянно возвращались к размышлениям об этих основаниях. Во многом их природа не ясна до сих пор. В данной работе мы попытаемся показать лишь, как обстояло дело с формированием этой «лестницы», при помощи которой человеческое мышление может и подниматься, и спускаться, выбирая самые различные ступени абстракции. Мы покажем, что в таком движении лежит источник творческого мышления, то есть основа тех процедур, посредством которых человек может создавать новое знание. В этой форме человеческий интеллект находит свое высшее выражение.

Для анализа этой весьма сложной проблематики мы располагаем ограниченным числом твердо установленных фактов. Я пытался сделать изложение как можно более доступным, имея в виду, что иногда важно схватить общую идею отрывка, уметь выделить основное содержание главы — все это в данном случае вполне возможно без специальных знаний в обсуждаемой области. При чтении книги, разумеется, могут возникнуть трудности терминологического порядка. Обсуждение вновь и вновь возвращается к закономерностям когнитивных, или познавательных, процессов. Но что в таком случае представляет собой познание и в чем состоит его отличие от более простых процессов типа распознавания?

Как будет совершенно ясно из последующего изложения, познавательные процессы, несомненно, могут существовать и в рамках инстинктивной регуляции поведения. Мотылек «распознает» акустические сигналы летучей мыши в их биологическом значении, так как он выбирает такую траекторию полета, которая максимально затрудняет летучей мыши его поимку. Птенец серебристой чайки «распознает» своих родителей по длинному клюву и красному пятну на нем, поскольку он реагирует клевательными движениями («попрошайничает») преимущественно на это сочетание зрительных раздражителей. Эти познавательные процессы являются врожденными. В их основе лежат эталоны видоспецифической памяти, которые воспроизводятся в каждой индивидуальной нервной системе в относительно неизменной, генетически фиксированной форме.

Процессы распознавания осуществляются также у более высоко развитых живых существ. Отличия этих процессов мы рассмотрим здесь кратко на примере поведения шимпанзе Джулии (см. подробнее с. 94—97). Среди множества предметов удлиненной формы Джулия совершенно точно узнает объекты, которые можно использовать в качестве отвертки. Видимо, в ее памяти зафиксировано также сочетание признаков «паз» и «тонкий ровный край». Но Джулия является единственным представителем своего вида, кто располагает этой когнитивной структурой, поскольку она открыла и запомнила данное сочетание признаков лишь в результате непосредственного обращения с вещами. Много раз повторяла Джулия свои попытки, прежде чем было найдено решение, а осмысленное сочетание признаков («осмысленное» в отношении адекватности соответствующего поведенческого акта) было «понято» и зафиксировано в памяти. Это и есть поз,нание, пример более сложных когнитивных процессов.

Эти примеры довольно ясно демонстрируют главное противопоставление: то, для чего эволюции потребовались миллионы лет, тысячекратно создается познанием в течение неимоверно. более короткого времени индивидуальной жизни. Когнитивные процессы суть, следовательно, такие психические процессы, которые связаны прежде всего с индивидуальным научением, хотя их результаты и могут передаваться в массовом порядке с помощью процессов коммуникации. С этой точки зрения понятие «распознавание» шире, чем понятие «познание», так как к первому относятся также унаследованные или врожденные процессы. Являются ли различными лежащие в их основе нейрофизиологические механизмы — это совершенно другой вопрос. Можно представить себе даже, что элементарные функциональные принципы в обоих случаях одинаковы — очевидные различия обусловлены лишь разной историей возникновения. Насколько просто дать предварительное определение понятию «когнитивные процессы», настолько сложной оказывается задача исследования лежащих в их основе фундаментальных механизмов. Но решению этой задачи и посвящена книга в целом.

В данной книге затронуты многие, обычно рассматриваемые отдельно области знания, проанализирован вклад различных наук в обсуждение поднятых вопросов. Поэтому чрезвычайно ценно, что выдающиеся ученые, работающие в соответствующих областях, сочли возможным своими советами и критическими замечаниями поддержать нашу попытку исследования филогенеза человеческого мышления. В этой связи хотелось бы с признательностью упомянуть антрополога профессора X. Баха, зоопсихолога и этолога профессора Г. Темброка, видного специалиста в области психологии развития профессора Х.-Д. Шмидта, археолога и историка профессора И. Херрманна и, наконец, профессора Вернера Хартке — всемирно известного знатока греческого и латинского миров. В течение нескольких семестров автор имел возможность читать лекции по материалам этой книги студентам-психологам в Берлине и Зальцбурге. Замечания, высказанные ими во время лекций и споров на семинарах, потребовали в ряде случаев уточнения излагаемого материала и способствовали тем самым улучшению текста. Большую помощь при правке корректур и составлении библиографии оказали моя жена Аннероза и дочь Беата. Всем этим лицам автор глубоко благодарен.